Литературная лаборатория
"Красная строка"
Ольга Кузьмичева-Дробышевская
Поэт, прозаик, автор-исполнитель, член Союза российских писателей, Литературного фонда России, Союза писателей Республики Татарстан.
Родилась в городе Волжском Волгоградской области. Окончила Набережночелнинское училище искусств по классу виолончели, факультет педагогики и психологии Набережночелнинского педагогического института, Высшие литературные курсы (семинар В. Сорокина) и редакторские курсы Литературного института им. А. М. Горького.
Лауреат Премии Республики Татарстан «Хрустальное перо – 2010», дважды призёр Международного песенного интернет-конкурса Грушинского фестиваля (2013, 2014), лауреат Всероссийского фестиваля «Песня Булата» (2016), лауреат Премии мэра города Набережные Челны в области литературы и искусства (2018), лауреат Республиканской литературной премии имени Сажиды Сулеймановой (2020) и др.
Живёт и работает в городе Набережные Челны, руководит ЛиТО «Лебедь» МАУК «Дворец культуры «КАМАЗ».
«От Кургана до Мехико» — четвёртая художественно-документальная книга Ольги Кузьмичевой- Дробышевской о судьбах жителей города Набережные Челны. Николай и Ольга Леоновы — выходцы из Курганской области. В 1980 году молодые специалисты-литейщики приехали в молодой город на Каме, где строился автогигант КАМАЗ, трудиться на современном большом производстве. Люди в СССР жили тогда с надеждой и верой в будущее — именно об этом рассказывается в художественной части книги «Через две зимы», открывающей повествование. Но в «лихие 90-е» от этой наивной веры ничего не осталось, и Россию накрыла новая, четвёртая волна эмиграции — экономическая.
Николай и Ольга вынуждены были уехать с детьми в Мексику. Устами героев подробно рассказывается об испытаниях, с которыми семья столкнулась на чужбине, и об успехе, который пришёл к ним не чудом, а в результате упорного труда. Также показана и жизнь современной российской глубинки, ведь Николая и Ольгу трудно назвать эмигрантами, потому что живут они, что называется, «на два дома», сохраняя связи с родными и друзьями на Родине. Книга построена хронологически, в ней представлена обширная родня главных героев, благодаря чему повествованием охватывается широкая география как России, так и зарубежья. Использованы документальные материалы, письма и дневники, эссе, стихи, интервью. Мозаика жанров позволила автору избежать академизма, достоверно и эмоционально представить богатую историю семьи Леоновых.
Получила литературный альманах № 2 2021 "Всё будет хорошо!" (Москва) — литературно-благотворительный проект, направленный на поддержку сельских библиотек Русского Севера.
В этом выпуске — и мои новые миниатюры )). Почитать альманах можно, перейдя по ссылке или в pdf-формате
Грачиный мастер-класс
Каждое утро в нашем дворе, на самой высокой развесистой берёзе собирается шумная стайка грачей. Птицы кричат и кричат, будоража округу, словно сообщая: «Короткое, короткое лето! Зря долго спите, зря!» А когда началась вторая половина июля, голоса их как будто умножились и стали особенно громкими, а сегодня — даже тревожными. Что происходит?
Оказывается, родители воспитывают потомство — именно воспитывают, потому что уже вскормили и поставили на крыло. Однако молодняк не желает расставаться с привычками малых детишек. Разевают рот и требуют:
– Дай!.. Дай!..
Одна грачиха с двумя последышами слетела с берёзы к детской песочнице и учит подросших птенцов, как раскапывать лапками податливую почву, как извлекать из неё полезное: находит что-то — сама же и съедает. Всё верно, уж если показывать, то от начала и до конца — так, как должно быть. Каждое движение она сопровождает короткими пояснениями. Два крепыша ходят за ней, наблюдают.
В какой-то момент один — он, похоже, посообразительней, стал повторять за матерью всё, что она делает, только молча, внимательно прислушиваясь к её словам. А второй, видать, лентяй от роду, посмотрел на них, крылья растопырил и давай орать во всё широко раскрытое горло:
– Дай! Дай!.. Дай...
Мать не выдержала, чем-то «заткнула» его глотку. Но на то она и глотка: лентяй проглотил, посмотрел, как пасётся сообразительный, подлетел к нему и ещё требовательней:
– Дай!
Братец с достоинством проигнорировал, лишь посторонился и активней зашевелил лапками. Мать к лодырю тоже больше не подошла. Тот покричал-покричал, никто на него внимания не обращает, и несколько раз нехотя ковырнул песок. Очевидно, под его лапками оказался большой червяк. Ленивый не ожидал такой удачи, раскрыл в удивлении клюв:
– Как?..
Сообразительный тут же — скок — хвать добычу из-под носа крикуна. Ленивый пуще разорался! А мать подошла к нему и — дальше терпеливо показывать, мол, ищи и не зевай. Но вдруг взволновалась: к одному подпрыгнет, ко второму, каркает, крыльями машет, взлетает невысоко и опять — к одному, ко второму. Птенцы догадались, — пора на берёзу да повыше…
А-а, понятно! К песочнице вальяжною хозяйкой подошла кошка. Тоже начала грести лапками, но это уже другая история.
МИНИАТЮРЫ
Высота
Ехала в автобусе. Увидела в небе большую птицу. Она летела высоко, и я не смогла разглядеть, кто это: может быть, ворон, а может быть, орёл. Полет птицы был уверенным и стремительным, но вдруг навстречу — сильнейший порыв ветра. Сейчас он собьёт её с пути: крылья начнут выламываться; не хватит сил противостоять стихии, и птица неизбежно упадёт!
И что же сделала птица? Она распластала крылья и, словно доверившись ветру, легла на поток. Он понёс её в сторону, немного назад, но в какой-то момент она, уловив невидимую опору, оттолкнулась и взмыла вверх!.. И оказалась выше потока. Отдохнув в коротком парении, она мощно взмахнула крыльями и дальше — в полёт.
Вот так и надо — выше — над страхом… Над болью…
Девятое июня
Добрый июнь. Цветы. Акации, шиповник, ромашки, пионы... И тополя в цвету, ещё не распушились. Ароматы! Хожу и дышу.
Реальность, как возможность просто жить, ныне, в пандемию, особенно сладка. Хорошо уже оттого, что можно идти по городу и взглядом, и вдохом смаковать июньское цветение и воздух, солнечный свет — и в ясный день, и в перерывах обильных гроз, которыми тоже хочется глубоко дышать: так — чтобы насквозь пропитаться озоном, так — чтобы в нём раствориться. Даже грозность гроз кажется ласковой, смывающей тревоги.
Сегодня годовщина мамы. Она ушла в такой же цветущий день, успев взять меня за руку и сказать:
– Не плачь, молись, живи и радуйся.
Сказала и как будто задремала. Мы были тогда в больничной палате вдвоём. Маму только привезли, срочно готовили к операции. Мне позволили быть рядом. Я надеялась. В распахнутые окна, выходившие в тенистый двор, врывался свежий воздух. Я смотрела в зелёный простор, не выпуская маминой руки.
Когда услышала громкий вздох мамы, не знала, что он последний. Мама взглянула на меня растерянно, словно хотела что-то спросить, но вдруг зрачки её расширились… Я закричала, пытаясь её вернуть. Сжала её руку, схватила другую. Мама, будто в ответ, больно, на миг, сдавила мои ладони и ослабла. На мой крик прибежали врачи, выгнали меня из палаты. Увезли маму в реанимацию.
Я сидела на корточках в пустом коридоре, под дверью, за которой мама оказалось без меня, и ждала, когда выйдет врач. Он вышел. Тронул за плечо:
– Недолго осталось.
– Что «недолго»? — я поднялась. И вдруг дошло: — Пустите меня, умоляю.
– Нельзя. Она всё равно без сознания. Ждите. А лучше, поезжайте домой — там родные. Мы позвоним.
– Нет.
Не прошло и часа, снова вышел врач:
– Всё...
Мама навсегда ушла в июнь — он избавил её от боли.
На девятый день мама приснилась. Помолодевшая, улыбающаяся, в светлом длинном платье. Она вошла в комнату, где я спала, встала рядом с постелью. Во сне я понимала, что сплю и боялась проснуться, и потерять маму из виду.
– Оля, доченька, где ты была? — молча, мысленно спросила она, но я слышала, только сначала не поняла вопроса, и мама пояснила: — Я тебя искала — там, когда осталась одна… Знаешь, мне было немного страшно.
– Меня врач не пустил. Прости, мама.
– Не плачь, молись... Живи и радуйся.
Я потянулась — взять маму за руку, но не успела, проснулась.
Мама любила пионы, ромашки, шиповник, акации, тополя...
Хожу. Дышу. Добрый июнь, избавь от боли. Пусть длится жизнь.
На золотом крыльце
Как я соскучилась! Быть — без затей, сидеть на деревянном крыльце — золотом от солнца, продуваемом тёплым ветром, с каждым порывом улавливать нежный ландышевый дух. Ах! Как хорошо просто смотреть в небо, видеть стрижей, слышать их ликующий крик и с ним оживать, — он жгуче врезается в тело, оно отвечает звоном лёгким, нутряным.
Смотрю в небо, и я уже — на золотом горячем песке, на Ахтубе, а рядом — он — похожий на стрижика черноглазый мальчишка, считает:
– На золотом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич, — сощуривает глаза, — если закончится на мне, я сворую для тебя — во-он с той дачи — ландыши.
Считалочка закончилась на нём. Он подарил первый букет. Вдыхаю…
А он снова:
– На золотом крыльце сидели...
Перебиваю:
– А если закончится на мне?
– Тогда... я тебя поцелую, — и торопливо затараторил: — Царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, кто ты будешь такой?..
Считалочка закончилась на нём.
– Беги за ландышами, — расхохоталась я и бросила — брызгами в небо — букет.
– Нет! — крикнул он пронзительней стрижей и поцеловал.
Первый поцелуй — он жгуче врезался в тело, оно ответило звоном лёгким, нутряным, золотым.
Белый бор
Вы бывали в большом берёзовом бору?.. Нетрудно представить берёзовую рощу — её лилейную нежность. А сотни таких рощ! Это и есть белый бор — могучий и добрый, в котором душа — ах! — и хочется петь. Да он и сам поёт звенящей белизной: светлый даже в самый тёмный вечер, ясный в самое раннее утро. Лишь солнца луч — и стройные стволы проявятся, потянутся, зазвенят. Если луч вечерний — алый, берёзы нежно-розовым звоном — ввысь; если утренний — золотой, и берёзы звенят золотисто.
А вы слыхали хоть раз, как на юной заре, когда разливается пронзительная тишина, пробуждаются деревья? Нет? Тогда непременно послушайте. Они не шелестят листвой, не шепчутся, они тихо-тихо поют под сурдинку рассвета: каждый листочек вздрагивает и звучит, словно на него упала невидимая капелька дождя — это сыплются толики света, играют упругими зелёными нотками. Лес просыпается и на самом деле — с листа — затевает мелодию дня.
Паук
Октябрь. Завершается дачный сезон. Кухонная утварь скучает, — мы не остаёмся с ночёвками, а светлые часы теперь такие короткие, что обходимся чаем.
Несколько дней назад, убирая посуду, я обнаружила в чистой кастрюле, оставленной на столе у окна, поселенца. На вид суровый, даже страшный: чёрный-чёрный, растопырил восемь лапок в боевой готовности — защищаться, но вёл себя мирно. Я тоже решила с ним не воевать, оставила в «убежище»: может, сам куда уползёт.
Ошиблась. Сегодня увидела, паук не только не покинул алюминиевых стен, но и несколько мух рядом с собой «усыпил».
– Ах ты, хищник!.. И как тебе удалось цокотух сюда заманить? Паутины не наблюдаю… Впрочем, загадок в природе много. Всё — не зря.
Взяла кастрюлю. Паук, почуяв движение, вздрогнул, засуетился. Сучит коготками, а вылезти-то и не может, скользит по гладкому металлу.
– О, так ты в плен попал? Бедолага.
Вышла в сад, вытряхнула неудачливого гостя и его нечаянный улов. Похоже, обрадовался паук, быстро спрятался в траве. Вот и хорошо: в нашем летнем домике ему не выжить, а так, глядишь, в землю закопается или в опавшей листве перезимует.
– Пока-пока, до нового сезона, трудяга.
Стрекоза
Сентябрь. Ясно. Открыла окно, воздух — м-м... Дышу. Забылась, как будто и нет никаких пандемических тревог.
Вдруг на подоконник села стрекоза. Большая. Распахнула бронзоватые, словно загорелые, прозрачные крылья. Притихла. Смотрит многозрачковыми глазами то ли на меня, то ли на всё вокруг сразу.
Солнечная посланница, откуда ты в здешних краях? Твоих сестёр лишь на юге встречала, на родине моей, давно-давно. Помнится, и эпидемия была — другая, и я гуляла на улице, только в речке запрещали купаться. Ловила кузнечиков, а стрекоз — никогда! Страшно тонкие крылья сломать.
Вот и теперь боюсь тебя спугнуть. Разглядываю: крылышки чуть подрагивают, длинный тонкий хвост еле заметно балансирует, хрупкие лапки цепко держатся острыми «коготками».
Отдыхай, красавица. Если бы ты знала, как тебе рада! Ты, словно вертолётик времени, унесла меня в детство. Подарила его эхо. Знаешь, мама меня называла стрекозой…
Твой визит — добрая примета: бабьему лету быть, а мне — ждать чего-то хорошего, верю. Сегодня необычный день, тридцать три года назад я стала мамой. Да, взрослый у меня сынок. А я, кажется, всё ещё девчонка. Вот и ты дала мне остро пережить — хм, по-другому не скажешь — девчачность.
Спасибо.