Литературная лаборатория
"Красная строка"

Искренность Льва
Помню, как в школьном классе строго и назидательно смотрели на меня с портретов великие писатели. Известные каждому ученику, они являлись образцами для подражания. После прочтения романа «Война и мир» Лев Николаевич Толстой на долгие годы стал для меня не только гениальным писателем, но и премудрым старцем.

Спустя годы, я погрузилась в биографию и глубоко увязла в творчестве Льва Толстого. Яркой вспышкой в моём сознании стали откровения самого писателя, дневники его жены — Софьи Андреевны, письма и воспоминания современников. По кирпичикам трещал и рассыпался стереотип о набожном мудреце. В разных ролях предстал передо мной писатель: Толстой-мужчина, Толстой-граф, Толстой-муж, Толстой-отец. Я увидела сложный и противоречивый образ одарённого повесы со своими страстями и ошибочными убеждениями, с поиском смысла жизни. Много сомнений и душевных мук Лев Николаевич вложил в своих героев: Левин, Безухов, Позднышев, отец Сергий.

Самое скандальное произведение — «Крейцерову сонату» я не просто читала, я изучала Толстого в лице Позднышева, в которого автор вдохнул возмутительные убеждения. С первых страниц оно меня удивило, а затем, всё глубже и глубже погрузило в исследование и анализ супружеских отношений четы Толстых. Повесть оказалась настолько автобиографичной, что мне по-женски стало обидно и больно за Софью Толстую. Как она выдержала этот удар «ниже пояса»?

Оказывается, произведение было запрещено цензурой, его удалось напечатать благодаря усилиям Софьи Андреевны, которая добилась свидания с Александром III. В итоге повесть опубликовали в Собрании сочинений Толстого по личному разрешению царя. Александр III остался доволен повестью, но царица была возмущена изложенными мыслями, да и в читательских кругах «Крейцерова соната» наделала много шума.

Юный Лев вёл распутную жизнь ещё с гимназии. Одновременно обожал и ненавидел женщин за их власть над ним. Надменно жестоко шокировал рассказами о кутежах благонравную юную супругу. «Не в сифилитическую больницу я сводил бы молодого человека, чтобы отбить у него охоту от женщин, но в душу к себе, посмотреть на тех дьяволов, которые раздирали её!» - позже о юности вспоминал Лев Николаевич.

В старости писатель утверждал «Любовь - это мерзко и стыдно! Тело женщины есть средство наслаждения, она это знает и превращает мужчину в раба. Задача всякой девушки, какое бы ни было её образование, привлечь к себе как можно больше самцов с тем, чтобы иметь возможность выбора».

Так и герой «Крейцеровой сонаты» Позднышев делится историей своей жизни. Лишь в одном отличие, что Позднышев поймал жену на измене и убил её, а у Толстого подобной ситуации не было. Позднышев — красивый, молодой мужчина, разодетый во всё белое, рассуждает о природе греха и виноваты во всём исключительно женщины. Даже то, что он в шестнадцать лет лишился невинности и после не знал счёта своим беспорядочным связям, виноваты они. И в том, что разрушился брак виновата только жена.

Софья Андреевна, измученная постоянными беременностями, сложными родами, похоронившая четырех детей во младенчестве, не получала ни сочувствия, ни заботы со стороны мужа. Мало того, когда она заболела и потребовалась срочная операция, приехавшие врачи, по убеждению Толстого, не дали ей спокойно умереть. «Полон дом докторов, - с неприязнью пишет Лев Толстой в дневнике. - Это тяжело: вместо преданности воле Бога и настроения религиозно-торжественного - мелочное, непокорное, эгоистическое».

Произведение «Крейцерова соната» весьма уязвило супругу писателя, с которым она прожила в браке более 30 лет, работала его секретарём, переписывала его рукописи для печати, выводила хозяйство из убыточного. На «Крейцерову сонату» Софья Андреевна ответила повестью «Чья вина?», которая имеет сложный биографический контекст. Это сражение с самим Толстым на его поле и его же оружием, в котором чувствуется гнев, боль и месть оскорбленной женщины. Сложными были их отношения, мучительные для них обоих, о чём говорят строки из дневника Софьи Андреевны (запись от 12 сентября 1867 г.): «Правда, что всё пропало. Такая осталась холодность, и такая явная пустота... Боюсь быть наедине с ним, иногда он начнёт со мной говорить, а я вздрагиваю, мне кажется, что сейчас он скажет мне, как я ему противна». Конечно, и Софья не была святой, её мучали приступы ревности, обиды, тяжелое психическое состояние от частых стрессов.

Несмотря на тринадцать рождённых детей, Лев Толстой не стал примерным любящим отцом. Дети для него были предметом раздора, орудием борьбы с женой. «Мы, как будто дрались друг с другом детьми. У каждого из нас был свой любимый ребенок – орудие драки» – вспоминал он.

 

Разочарование, злость, возмущение и даже сочувствие вызвало во мне изучение жизни писателя. Но что самое интересное — какая удивительная искренность исходит от видного общественного деятеля, влиятельного графа, мецената и отца семейства! Он буквально препарирует свою душу перед миром. Он ставил перед обществом «неудобные» вопросы, нанося глубокие обиды близким людям и негодование высшего света.

И всё же, закрывая тему изучения биографии и творчества гениального писателя, у меня возник вопрос: если бы Лев Николаевич был примерным семьянином, гармоничной личностью и глубоко набожным человеком, появились ли тогда на свет великие романы человечества?