Литературная лаборатория
"Красная строка"

Самый желанный пациент

 

«Офтальмолог», – закрыв правый глаз, не напрягаясь и не щурясь, прочитал Василий Петрович.

Закрыл левый – табличка расплылась.

Достал из брючного кармана скомканный носовой платок, что давно требовал стирки, старательно протёр стекла запотевших очков.

Взглянул на белую дверь с металлической, под золото, табличкой «Офтальмолог» и разглядел под буквами мелкие, словно набитые гвоздём точечки.

«Это для слепых, чтобы не спутали кабинет офтальмолога с кабинетом отоларинголога», – догадался Василий Петрович. Печальная перспектива.

Кучерявый рыжеволосый паренек с туго забинтованным глазом, чем-то смахивающий на раненого бойца из советского кино, оторвался от своего смартфона, прикрыл нос ладошкой и чихнул. Да так громко и неожиданно, что задремавшая соседка, круглолицая женщина лет пятидесяти, вздрогнула, подхватила сложенное на коленях пальто и как от потенциального источника коронавируса пересела подальше.

На освободившееся место пристроился грузный, килограммов под сто, дядька, большелобый, с бесцветными бровями и удивительно маленьким, словно у ребенка, ртом.

На дядьке была расстегнутая куртка-ветровка, под которой красовался модный в девяностых годах турецкий свитер с надписью «BOYS», с выправленным воротом голубой рубашки.

Отрывисто дыша, BOYS с трудом закинул ногу на ногу, натянул на ботинки бахилы и громко, чтобы все слышали, объявил:

– У меня талончик на 11-30!

Поняв, что очередь пропустила сказанное мимо ушей, он деловито, словно собирался зафиксировать время, посмотрел на часы и добавил:

– На 11-15 есть кто?

Вопрос снова растворился в воздухе, будто бы у пациентов были не только проблемы со зрением, но и со слухом.

– Тогда я сейчас пойду!

– Мил человек, тут женщина с явочкой на 10-45 сидит, а у меня на 11 ровно, – откликнулась крошечная бабуля в завязанном под зубок платочке.

– Значит, я вас буду придерживаться.

– Мужчина, я второй час сижу! – подала голос похожая на птицу дамочка в ярком облегающем платье цвета морской волны, одна из немногих сдавшая верхнюю одежду в гардероб. – У меня больничный лист, а я жду как все, когда доктор вызовет. А вы чем лучше?

В очереди человек пятнадцать, не меньше, – прикинул Василий Петрович. – У большинства талончики с указанием времени, остальные, видимо, сидят в порядке живой очереди. Он в этой очереди самый крайний. За ним никто не занимал. И, видимо, не займет.

Это было понятно ещё на первом этаже поликлиники, когда он просунул в щелочку под стекло регистратуры паспорт  и медицинский полис:

– Мне к окулисту.

– По записи? – безучастно, как бы делая одолжение, уточнила остроносая, тонкогубая регистраторша, почему-то сразу вызвавшая у Василия Петровича неприязнь.

В последнее время с ним часто такое бывало.  

– Нет.

– А чего пришли? 

– Глаз заболел – вот и пришёл.

– На сегодня талончиков нет! – объявило существо в белом халате.

– А на завтра?

– Ни на завтра, ни на послезавтра! В понедельник будет запись на следующий месяц, приходите пораньше – запишитесь! Можно по телефону, а еще надежнее через Интернет.

– С острой-то болью?

– Я, кажется, по-русски сказала: на сегодня талончиков нет!

– Тогда подскажите, где кабинет заведующей поликлиникой?

– На втором этаже, но заведующая тут не поможет... 

В давние советские времена офтальмологов называли окулистами, а то и глазниками. Так и говорили: «Запишите к глазнику!» И записывали.

Теперь ни к глазнику, ни к окулисту, ни тем более к офтальмологу так просто не попасть. Василий Петрович слышал, что на приём к врачам узких специальностей народ записывается за месяц, очередь у дверей поликлиники занимают в пять утра.

Слышал, но не верил.

Теперь убедился.

Несмотря на седьмой десяток лет, он не был любителем протирать брюки в коридорах поликлиник.

Это сосед с первого этажа, Алексей Иванович, ветеран педагогического труда, чуть, где кольнёт – бегом в больницу.

Не пьёт мужик, не курит, скандинавской ходьбой занимается, в санаторий каждый год ездит, а начнёт рассказывать про свои болячки – умрёшь, пока слушаешь.

Не пенсионер, а Малая медицинская энциклопедия.

Василий Петрович старается обходить его стороной.

Вчера не получилось.

Давно не встречались, и тот сразу завёл свою песню о главном, о том, как ездил в областную поликлинику к офтальмологу.

– В нашем возрасте лучше лишний раз провериться, чем прозевать глаукому, – с учительской интонацией наставлял он.

Накаркал, старый пень!

Ближе к вечеру почувствовал Василий Петрович резь в правом глазу. Терпимую, но неприятную.

На ночь смочил в чайной заварке ватку и приложил к глазу.

Так мама делала в детстве, приговаривая: «У киски боли, у собачки боли, а у нашего Васеньки – заживи!»

Ничего подобного!

Утром глянул в зеркало – склера налилась кровью, словно её булавкой проткнули.

Нечто подобное было у Василия в шестнадцатилетнем возрасте.

Пошли они тогда с Удавом, хлюпким, но уже в наколках пареньком, после танцев один на один.

Удав, видите ли, обиделся, что Василий его девушку на медленный танец пригласил. А на ней не написано, что она с Удавом.

Другая бы просто не пошла, сказала, что не танцует, мол, нет настроения или ещё что-нибудь придумала, а эта рада – радёшенька. 

А Отелло её, эта сопля на палочке, и сам не танцует и другим не дает.

Короче, направились они, как обычно, в сторону кирпичной уборной, где потемней, а там уже дружки Удава их поджидают.

Попинали они Василия классно, словно футбольный мяч.

И всё бы ничего – не впервые, но один удар пришёлся прямо в глаз.

В правый глаз, отчего тот почернел и не открывался – всю неделю пришлось солнцезащитные очки носить.

Сколько лет минуло – а глаз помнит!

– По диспансеризации есть? – высунувшись из-за двери, спросила женщина в белом халате: то ли врач, то ли медсестра – не разберёшь.

– Я! – откликнулся стоящий у стены паренёк, спешно доставая направление.

– Проходите! Ещё кто по диспансеризации? После часу доктор уйдёт в стационар.

– Я с болью! – не узнавая своего голоса, привстал Василий Петрович.

– В регистратуре были?

– Сказали, в порядке живой очереди…

– Ждите! Может доктор и примет.

Паренек по диспансеризации кузнечиком впорхнул в кабинет.

Дверь захлопнулась.

Судя по притихшей очереди, шансов попасть на приём у Петровича оставалось всё меньше и меньше.

А тут, как нарочно, в сопровождении медсестры выплыл солидный мужчина в костюме и остроносых туфлях, с виду чиновник, не привыкший стоять в очередях.

Постучав для приличия пальчиком в дверь, он сразу скрылся в кабинете.

– Везде блат, – не удержался BOYS. – Везде свои да наши!

«Может, Игорю позвонить? – прикинул Василий Петрович. – Озадачить сыночка, пусть проявит депутатские возможности. Как-никак, председатель комитета по социальной политике. Со всей губернии людям помогает, а тут родной отец…»

Он не звонил сыну первым.

А когда тот напоминал о себе: «Привет, бать! Как жизнь молодая?», отвечал немногословно: «Лучше всех». – «Так держать!», – соглашался сын.

На этом разговор заканчивался.

Наверное, неправильно, не по-отцовски разговаривать с сыном в телеграфном стиле, но, о чём говорить, если у каждого своя жизнь?

К тому же, где-то в глубине души, была у Василия Петровича давняя обида на сына. 

После похорон жены Петрович не мог прийти в себя, а сынок буквально на девятый день заговорил о продаже квартиры.

Мол, куда тебе, батя, трёхкомнатные хоромы? Купим однушку, а деньги вложим в дело.

Василий Петрович не спорил.

Понимал, меньше жилплощадь – меньше квартплата.

Купили в спешке однокомнатную квартиру без балкона.

А Василий Петрович любил летним вечерком посидеть на балконе в кресле с закрытыми глазами, подышать свежим воздухом и послушать шум дождя.

Этой маленькой радости он лишился благодаря своему сыну.

Народ возле кабинета офтальмолога прибывал.

Появилась девица в затёртых джинсах с направлением на диспансеризацию.

Опираясь на деревянную палку, притопала очередная бабка с талончиком на двенадцать тридцать. Спросила: «кто крайний?» и, не дожидаясь ответа, предусмотрительно встала у двери.

Василий Петрович сбежал по лестнице на первый этаж, накинув куртку, вышел на улицу, набрал номер сына:

– Алло! Игорь!

– Привет, батя! Как жизнь молодая?

– Неважно, – стараясь не прослезиться, Василий Петрович рассказал, что не может попасть к врачу.

– Ты в какой поликлинике?

Василий Петрович объяснил.

– Иди к кабинету – сейчас тебя вызовут!

– Точно? Врач говорит, что заканчивает приём.

– Подожди, пока я дозвонюсь до департамента здравоохранения...

Не успел Василий Петрович подняться на второй этаж, как столкнулся с заведующей поликлиникой, спешащей в сопровождении тонкогубой девицы из регистратуры.

– И где этот Степанов?

– Где-то здесь…

– Что за люди пошли, чуть что – жалуются в департамент!

По разговору Василий Петрович понял, что речь идёт о нём.

Начальство скрылось в кабинете, возле которого, как часовой дежурил BOYS. Шёл первый час – и мужик решил никого вперёд себя не пропускать.

– Степанов, заходите! – объявила медсестра.

– Сейчас моя очередь, – молнией метнулся товарищ с талончиком на 11-30.

Василий Петрович подавленно сел на место.

Минуты через три с недовольным видом показалась заведующая:

– Степанов здесь?

– Здесь...

– Чего ждём? Особого приглашения? Проходите в кабинет! – и, как бы упреждая народное недовольство, добавила: – Пациенты с острой болью обслуживаются вне очереди!

Молоденькая, совсем девчонка, докторша крутилась возле Василия Петровича так старательно, что он слышал её дыхание.

Она усаживала его за навороченный прибор, рассматривала глаз через офтальмоскоп и, в конечном счёте, пришла к выводу, что ничего страшного нет, просто возрастные изменения.

Выписала рецепт на глазные капли и пригласила следующего пациента.

Через полчаса позвонил Игорь.

Расспросил, как прошёл приём у врача, а когда Василий Петрович подробно, где всерьёз, а где с юмором, рассказал о молоденькой докторше, напутствовал:

– Ты, батя, не стесняйся, звони, если что! Не стой в регистратуре, иди прямо к заведующей. Вероника Павловна сказала, что отныне ты для них самый желанный пациент!