Литературная лаборатория
"Красная строка"

Банник
 

Глава 1

Зима. Пушистый снег, выпуклыми сугробами, торжественно улёгся на землю.  Изогнутыми линиями серебристого инея он окутал ветви деревьев, взбитыми перинами вольготно примостился на крышах домов. Связующие нити-тропинки растянулись в разные стороны. Они то бегут параллельно друг другу, то пересекаются, образуя маленький вытоптанный множеством валенок пятачок.

В русских селах и деревнях издавна отмечались Святки. Время, когда солнце поворачивалось с зимы на весну, считалось гранью между мирами. До сих пор существует суеверие, что в канун Рождества, с появлением первой звезды, и до освящения воды на Крещение – любая нечисть легко привязывается к людям.

Эта история произошла в далёкие семидесятые. В посёлке Михалёво, несмотря на запреты властей, люди не изменяли традициям предков. С давних пор повелось, что в эти дни гармонисты, вывернув полушубок наизнанку, собрав соседских ребятишек, ходили по домам со святочными песнями, прибаутками. Их гостеприимно встречали, щедро угощали. Молодые девицы разными способами пытались узнать о своём суженом, особенно в Рождественский Сочельник. Парни во время святок вольничали: у нерадивых хозяек могли развалить поленницу или дверь подпереть.

В тот год в ночь перед Рождеством ударил лютый мороз, да такой, что жители посёлка на улицу нос не могли высунуть, не то что колядовать. Но семиклассниц-подружек холод не испугал. Лиля, Валя, Оля и Надя решили сходить в баню, где работала кассиром мама Лили, а потом устроить гадания. Обычно они ходили перед самым закрытием.

В назначенный час подружки, энергично потирая варежками замёрзшие коленки и раскрасневшиеся щёки, прибыли в баню. Шумно скидывая заиндевелые пальто и шапки на лавку, зябко ёжась, плотно обступили горячую батарею. Лиля, собрав у подруг мелочь, прошла в кассу. Монеты высыпала на тарелку и уточнила у мамы, сколько там человек ещё моются. Мать ответила, что одна. Девчонки, лукаво переглянувшись, попросили тётю Олю рассказать о Баннике.

— Ну, коли вам неймётся — расскажу. Эта баня каменная! Построили её в пятьдесят шестом году. Раньше, где сейчас клуб, стояла банька маленькая, деревянная. Воду с реки вёдрами на коромыслах носили. Первыми мыли сезонных рабочих. Они летом на заготовку торфа приезжали. Потом нас – механизаторов, местных жителей, в баню пускали. А чего в ней делать-то, коли воды нет. — Тётя Оля горделиво улыбнулась. — Здесь-то, заметьте, сразу скважину пробурили. Баня по уму сделана: слева от кочегарки — прачечная, справа два отдельных входа: один в летние души, другой в баню.

— Мам, да про баню-то мы всё знаем, ты о Баннике расскажи, — оборвала дочь.

— Так я и говорю. Деревянная баня в центре посёлка стояла. Около неё барак стоял. Однажды он, как непотушенный уголёк, ветром раздутый, вспыхнул! Огонь разбегался в мгновение ока! Жители кто в чём на улицу выскакивали. Пытались тушить, да куда там! Пламя только жарче разгоралось. Аннушка Титова, как увидела пожар (да вы её должны знать — небольшого роста, сухощавая набожная старушка), сразу домой побежала. С иконой в руках да с молитвой вокруг барака обошла, огонь начал утихать и совсем погас.

Только барак после пожара отремонтировали, жильцы в свои квартиры переехали, как вновь огненные языки брёвна облизали. И всё в одном месте вспыхивало. Дом в дымящую головёшку превратился. Аннушка в тот день из города поздно вернулась. Подошла к пепелищу, начала охать, мол, это Банник озорует. Показала мне тропку от бани к реке. Я глянула — и правда: какие-то неведомые следы, будто кто босыми ногами прошлёпал. А след-то какой-то нечеловеческий, намного длиннее и шире. Аннушка сокрушалась, что на пути Банника барак неприступной крепостью встал, и ему, горемыке грешному, никак не обойти препятствие, вот и осерчал. Глава посёлка всё слышал, решил здесь, на окраине, кирпичную баню построить.

— Мам, ты опять про баню, — недовольно фыркнула дочь.

— О чём разговор? — вышла из раздевалки тётя Дуся. — Эх, хорошо попарилась! Ольга Борисовна, спасибо за пар!

— На здоровье! — отозвалась кассирша. — О Баннике.

— Ох, уж эти бани да Банники! — она махнула рукой и поставила сумку на стул. — У нас в деревне баня по-чёрному топилась. Как-то мы с мужем приехали погостить. Матушка обрадовалась, баню затопила и в дом вернулась. Петруша решил помочь, дров подкинуть. Только было вышел из избы, как вдруг обратно вбегает, бадью с водой хватает, глаза ошалелые, руки, ноги трясутся, на баню показывает, бормочет невнятно: «Пожар… Дым… Двери… Окна…» Ну, тут мы с матушкой смекнули: не видал парень, как по-чёрному бани топятся. Взяла тогда я его за руку и повела показывать. Он — да и вся его семья — раньше в печи мылись.

— По-чёрному — это как? — уточнила Лиля.

— У печи трубы нет, на подтопке — бак с водой, дым выходит в отверстие в крыше, да в раскрытые окна и двери.

— Там же сажа кругом, — уточнила прагматичная Ольга Борисовна.

— Без сажи никак. И стены, и потолок — всё чёрное. Зато какой воздух?! Словами не передать! А сажу, так бывало, сырой тряпкой оботрём со скамьи и садимся, ничего в этом страшного нет. Она же, как антисептик.

— Я бы не пошла в такую баню, — сморщилась Оля.

— Не видали вы, девоньки, настоящей бани!

— Да и ладно, — подмигнула подругам Лиля, попробовала разговорить женщину. — О Баннике расскажите?

— О Баннике-то? — задумчиво отозвалась та. Тяжело вздохнув, начала. — Ох, я ещё девчонкой была, — может, как вы теперь. Раз с подругами в Святки решили погадать. Сговорились в полночь вместе к бане пробраться. Дверь настежь распахнули и стали подолы задирать, ждали, кого какой рукой Банник потрогает.

— И что? — переглянулись девчонки.

— В общественной бане гадать не станешь. В такую стужу подолы не подымешь, обморозишься, — насупилась Лиля.

— Видать, приглянулась я Баннику… изо всех девчонок одна замуж вышла, — тётя Дуся поджала губы, — остальных война, проклятая забрала. Хорошо, что меня сюда отправили… жива осталась.

— Комбинат заботился о нас, — поддакнула Ольга Борисовна. — В войну карточки выдавали: моей тётке шестьсот граммов хлеба в день положено было, мне — двести пятьдесят. А кто совсем плох, талонами на дополнительное питание обеспечивали.

— Рыжова Евпраксия Ивановна — твоя тётка? А Никитина Александра — мать? — оживилась тётя Дуся. — Кто первым на посёлок приехал?

— Они самые! Первыми в тридцать втором году явилися Константин Карпов с женой, моя тётка позже прибыла. Я к ней в сорок третьем прикатила. В сорок шестом мама из колхоза с двумя ребятишками сбежала к нам, даже трудовую книжку не забрала. Голод в тот год свирепствовал. Неурожай страшный. Мама рассказывала: «Человек идёт, идёт, упадёт, смотришь — мёртвый лежит. Хуже, чем в войну».

— Говорят, здесь пленные поляки жили?!

— Чего тебе поляки-то дались? Тётка рассказывала, что жили они в бараке, но не долго. Посёлок не бомбили, немецкие самолёты только до Сокола долетали, хотели взорвать северную железную дорогу и мост через Сухону-реку.

— Ой, пора мне! Муж заругает, — заторопилась тётя Дуся, широко распахнув дверь, исчезла в морозном мареве.

 

Глава 2

 Девчонки умчались в раздевалку.

— Вот ключ, изнутри запрись, – строго приказала мать. — Я бельё прополощу, домой вместе пойдём.

Лиля заперла дверь. Скинув одежду в раздевалке, прошмыгнула в парную. Из ковшика плеснула воду на раскалённые камни, уселась между подругами на полог. 

— Как выглядит Банник? — рассуждала Надя.

— Знаете, а тётя Дуся не зря разговор в сторону увела, о Баннике, которого её Петруша видел вот в этом углу.  Промолчала… — Лиля показала рукой под лестницу.

— Откуда знаешь? — сощурила глазки Валя.

Лиля прикрыла пальцем рот, будто кто-то мог её услышать, вполголоса продолжила:

— Ш-ш-ш… Я подслушала разговор мамы с соседкой. Оказывается, этот Петруша как-то раз в баню пришёл, когда никого из мужиков уже не осталось. И в парилке то ли заснул, то ли и вправду увидел, как Банник недовольно фыркает. Тогда он резво вскочил, выбежал в раздевалку, бельё сгрёб в охапку и опрометью пронёсся мимо мамы. Она на другой день обо всём узнала.

— Какой он — Банник? — ткнула подругу в бок Надя.

— Петруша видел низенького старичка с длинными белыми кудрявыми волосами, покрытого листьями от веника.

— Где он живёт? — любопытничала Валя.

— Здесь. Слышите? Чешет спину о стену, — рассмеялась Лиля.

Послышался какой-то шорох. Улыбки у девчат разом исчезли, с оглушительным визгом они выскочили из парной, бросились в раздевалку. Встали за дверью и, задерживая разгорячённое дыхание, прислушивались к каждому шороху. В моечном отделении наступила неловкая тишина. Лиля, как самая смелая, приоткрыла дверь, осмотрела помещение. По правой стене стояла скамья с чистыми тазами, с обеих сторон от неё находились полки, над которыми располагались краны с горячей и холодной водой. Это общая стена с кочегаркой. На следующей — напротив их находились летние души, с наглухо закрытой дверью. Левее — два душа с небольшой перегородкой, там тихо. За душами — распахнута дверь в парную, там пусто. По третьей стене — два больших окна, стёкла покрыты изморозью. Свет уличных фонарей рассеивался в узорной наледи.  В центре бани — два ряда деревянных скамеек.

— Никого! Померещилось! Пошли мыться!

Девочки, озираясь по сторонам, вернулись в моечное отделение.

Ольга, набрав в таз воды, мыла свои длинные, роскошные волосы. Надя встала под душ, тёрла пемзой пятки. Валя намыливала мочалку. У Лили закончилась вода. Она взяла со скамьи таз, пошла её набирать. Только открыла краны, как с жутким скрипом распахнулась дверь в летние души. Она зарделась в смущении и завизжала. Свет погас. В тёмном проёме, в клубах морозного воздуха показался высокий чёрный силуэт. Блики уличного фонаря сквозь незамёрзшие стёкла окна летних душев освещали голову, отчего кончики кудряшек казались серебряными. В висках у Лили пульсировала одна мысль: «Банник! Это ОН!» Она закричала:

— Банник! В летних душах Банник!

Подруги замерли. Лиля, ладная, крепко взбитая девчонка, объятая страхом, бросила таз. Призрачной тенью скользнула к окну, мгновенно взобралась на подоконник, с силой дёрнула шпингалет форточки; та податливо распахнулась, разом раскрыла и вторую. Не помня себя, вылезла на улицу, спрыгнула в сугроб. Ледяная корочка под ногами хрустнула, но Лиля, ничего не замечая, испуганной рысью сделала несколько отчаянных прыжков; выбралась на тропинку, от нетерпения дергая ногами, приплясывала всем телом в ожидании подруг.

За ней следом вылезла небольшого роста, гибкая, голубоглазая, светловолосая Надя. Бойкая, весёлая Валя, откровенно разозлившись, швырнула мочалку в таз, покорно махнула за Надей. Высокая, стройная, своенравная Ольга тщетно старалась смыть пену с лица и, плюнув на всё, закинув мыльные волосы на затылок, лихо сиганула на улицу. Нестерпимый холод обжёг распаренные девичьи тела. В ушах звенел зловещий хохот Банника, казалось, он вот-вот выскочит из форточки. Подруги помчались в прачечную.

 

Тётя Оля опешила. Девчонки наперебой объясняли, что случилось.

— Тише-тише, говоруньи мои! Не все разом.

— Свет-т-та нет-т-т. В душ-ш-шах Бан-н-н-ник! —лихорадочно стуча от страха зубами, ответила дочь.

— Вот я ему сейчас! — Мать взяла отжатую простынь, погрозила незваному гостю. — Корыта намыты, набирайте воды. Сейчас разберусь, кто там озорует.

— Не надо! — с горящими, как угли, глазами, завизжали девчонки.

— Ну, не бойтесь, меня-то он не тронет.

Тётя Оля скинула старые шлёпки, сунула ноги в валенки, и, накинув пальто, вышла.

 

Глава 3

Кочегары увидели в окно, как в лютую стужу четыре девицы, друг за дружкой, голяком, промчались мимо.  Они остолбенели.

Семён Семёныч опомнился первым, посмотрел на гвоздь, где должен висеть ключ и, поняв, в чём дело, заторопился в летние души:

— Ишь, стервятники! Чего удумали?!

Напарник не отставал. Только повернули за угол, смотрят: на крыльце в летние души копошатся их сыновья, вроде как замок запирают. Одному шестнадцать, другому четырнадцать лет. Отцы бесцеремонно отвесили подзатыльники и, схватив за шиворот, потащили их в кочегарку. Усадив перед собой, начали допрос:

— Вы что это проказничаете?!  Девок да в такой мороз на улицу выгнали! А если бы с ними что случилось?!

Гришка, парень, что постарше, сын Семёныча, потёр ушибленное место:

— Чего они заладили: Банник, Банник. Решили им показать Банника.

— Где прятались? Когда ключ умыкнули? — вопросы сыпались, как орехи с дерева.

— Ключ ещё вчера с гвоздика сняли, когда вы уходили дрова с вагонеток скидывать. Сегодня не рассчитали малость. Пришлось долго в душах сидеть, ждали, пока тётя Дуся вымоется. От мороза аж скукожились все.

— И её напугали? — поднял вверх тяжёлый кулак Семёныч.

— Нет. Тихо сидели. Когда в предбанник ушла, Колька в раздевалку пробрался: рубильник-то там.

— Где спрятался?

Колька густо покраснел:

— В туалете.

— Что дальше? — хмуро посмотрел на сына Валерий Александрович.  

— Когда Лиля завизжала, я свет выключил, — шмыгнул носом Колька.

— А когда Лиля завизжала? — тряхнул сына Семён Семёнович.

— Когда я дверь открыл.

— Ну, всё! Теперь жениться придётся! Девку голую видел, никуда теперь не денешься!

Парни и кочегары вздрогнули от неожиданности. Повернулись к дверям, где, как с мечом, с простынёй в руке стояла Ольга Борисовна.

Парни соскочили:

— Жениться?

— Жениться-жениться. Раньше девки на суженых гадали, а теперь парням неймётся. Что ж, вы их сегодня увидели, так что невест своих, считай, выбрали, — то ли шутила, то ли серьёзно рассуждала билетёрша. — А теперь марш отсюда, чтоб духу вашего здесь не было, и никому ни гу-гу.

Гришка, высокий и худой, как жердь, парень с длинными золотыми кудряшками на голове, бочком-бочком протиснулся мимо билетёрши и пустился наутёк. Колька, чуть пониже и шире в плечах, с вихром чёрных, как у цыганёнка, волос над высоким лбом, прищурив карие глазки, хотел было что-то возразить, но, передумав, кинулся вслед за другом.

— Мужики, дверь в баню изнутри заперта. Дайте ключ от летних душев.

Кочегары переглянулись:

— Дык… мы…

— Да они…

— Чего замычали-то?! Вон ключ на гвоздике висит. Девчонки через форточку вылезли, а ключ от бани в раздевалке остался. Я через души зайду, вещи заберу, всё закрою.

— Чего спрашиваешь, бери, да и всё! — дёрнул за рукав напарника Семёныч.

Кассирша, шагая по тропе, увидела следы, но они совсем не такие, как ей когда-то показала Аннушка. Женщина остановилась на крыльце: отпечаток, размером с мужской валенок, был мокрым. Сомнения закрадывались в душу: парни ли напугали девчонок?! Может, и впрямь Банник?! Ольга Борисовна смело вошла в баню. Свет горел. Из двух кранов хлестала вода. На полу огромная лужа. «Вот стрекотухи, воду не закрыли! Как Колька тут пробрался?» — проворчала в сердцах кассирша. Дотянулась до одного крана, потом до другого. Её валенки насквозь промокли. Вот откуда следы на снегу — от Колькиных валенок. Она прошла к душу, закрыла краны, захлопнула форточки и дверь в парную. Прошлась между скамейками, собрала банные принадлежности.

В шкафчике Лили сняла с крючка ключ, засунула в карман. В кассе, сняв сырые валенки, поставила их сушиться на батарею. Обула сапоги, нашла верёвку. Вернулась в раздевалку. Пальто и валенки девчат стянула, как вязанку дров, перекинула через плечо. Шапки и остальную одежду распихала по сумкам, нацепила их на левую руку, правой дотянулась до рубильника; на ощупь выползла на улицу. Заперла дверь. Неуклюже ковыляя с большой ношей, вернулась в прачечную.

 

Глава 4

Девчонки забрались в корыта, отогревшись в тепле, расслабились. Надя предположила, что это каждая из них живёт в городе в благоустроенной квартире и перед сном принимает ванну. Валя подхватила, мол, в ванной-то хорошо, да только пены маловато: сколько бы она мочалку ни намыливала, пены нет. Оля подковырнула, сказав, что она в городе в магазине видела пену для ванны.

Семиклассницы фантазировали наперебой! Они придумывали у кого какая будет квартира. Кто на каком этаже предпочёл бы жить. Всем хотелось иметь дома телефон.

— У меня будет цветной телевизор, — выпалила Надя. — Размером, как экран в клубе!

— Ну, загнула! — усмехнулась Валя. — А я хочу машинку стиральную, чтоб сама стирала, полоскала, гладила.

— И бельё развешивала! Не о том мечтаем! — Приняла серьёзный вид Оля. — Я хочу семерых детей.

— Чего? — Тётя Оля не смогла скрыть удивление. — Сколько?

— Семерых! У Вас в семье пять детей, у Нади — четверо, у Вали — трое. Мы с сестрой вдвоём. Скукота! Когда много детей, знаете, как весело?!

— Как не знать?! — ухмыльнулась мама Лили.

Сама Лиля выглядела какой-то отрешенной, мылась молча.

Тётя Оля дополоскала белье, сложила в корзину. Подружки оделись и решили разойтись по домам, настроение гадать пропало.

Пока тётя Оля заносила ключи в кочегарку, девчонки подошли к бане и с недоумением посмотрели на окна.

— Интересно, как это нам удалось вылезти в такую маленькую форточку?! И почему не через дверь? — вновь заговорила Лиля. Силуэт Банника тут же встал перед глазами, она осознала кого из мальчишек видела в летних душах, но промолчала.

 

…Прошло несколько лет. Подружки, окончив школу, разъехались кто куда, но по возможности приезжали домой, чтобы снова побыть вместе.

Валя нашла работу по душе в областном центре. Трудиться приходилось по скользящему графику, поэтому приезжала только после ночных смен, в середине недели. Надя училась в Вологде в кооперативном техникуме на бухгалтера, приезжала редко, только на праздники, да в каникулы. Ольга после окончания десятого класса устроилась работать в сапожную мастерскую. Лиля поступила в Сокольское педучилище на воспитателя, готовилась к сдаче гос. экзаменов. В тот день она одиноко сидела в вагоне, изучала билеты.

Вдруг над ухом прозвучал приятный баритон:

— Привет!

Девушка встрепенулась: перед ней стоял Он, высокий и худой, как жердь, в морской форме, с коротким ёршиком золотых волос и небесно-голубыми, какими-то необыкновенно родными глазами. Вернулось чувство, будто она вновь в трескучий мороз вылезла в форточку.

— Опять ты?! — то ли от воспоминаний, то ли от пристального взгляда Лиля вновь ощутила ледяную корочку под ступнями.

— Почему опять? — оголил ровный ряд белых жемчугов юноша. — Еду домой, демобилизовался.

— А-а-а, — стыдливо разрумянилась девушка.

— Танцы в клубе будут? Я вечером за тобой зайду?

— Зачем за мной? Не надо за мной. Я с подругами.

— Договорились! — Гришка скрылся в тамбуре.

Лилю одолевало любопытство: почему он к ней подошёл? Раньше она ни на кого из парней даже смотреть не хотела, отшучиваясь, что ждёт рыцаря своей мечты. А сейчас, где-то там, в самом потаённом уголочке её души, что-то беззвучно щёлкнуло, туго сжатая пружинка начала выпрямляться, запустив тем самым крошечный механизм. Её Величество Любовь воспарила за спиной Лили незримым белокрылым ангелом.

 

На танцах Гришка щеголял в военной форме. Девушки назойливыми сороками вились вокруг красивого статного матросика. А он, никого не замечая, не отходил от Лили ни на шаг. Вечером напросился проводить её до дома, а она и не возражала.

Прогулки вдвоём стали обычным делом. Лиля тонула в нежных объятиях Гришки, об учебе думать не хотелось. Пара уходила за околицу, садилась на опрокинутое ветром дерево и до утра слушала завораживающие звуки природы: пение птиц, шелест листвы. Накопившееся за день напряжение растворялось в небытии. Влюблённые не замечали времени.  Мелодия ветра убаюкивала, и каждый раз была разной. Ветер то ворчал беззубым старичком, то срывал и бросал зеленые листки к ногам влюблённых, то мурлыкал довольным котёнком.

Месяц пролетел одним днём. Гришке пора было выходить на работу. До армии он работал слесарем на заводе в Вологде. Лиля изнывала от неопределённости и, как бы невзначай, призналась, что скоро уедет по распределению.

Гришка, не предупредив никого, на следующий же день пришёл с родителями свататься.

— Ну что, тёща? Вот я и пришёл! Отдашь за меня Лилю?

Ольга Борисовна, с укоризной взглянув на жениха, прижала указательный палец ко рту: мол, девчонки до сих пор ни о чём не догадываются, а вслух ответила:

— Ох, не зря, видно, с утра пирогов напекла. Проходите, гости дорогие! Чем богаты, тем и рады!

— У нас купец, у вас товар… — торговались сваты.

 

Свадьбу сыграли в местной столовой.

Вечером Гришка признался, что он и есть тот самый Банник! Лиля, прижавшись к плечу мужа, тихо прошептала, что узнала его по кудряшкам…